Я помню этот страшный детский сон:
Фашисты в городе. Идут от дома к дому.
Из окон смотрит наш микрорайон
На каски черные, фуражки и шевроны.
И я смотрю. Пульсируют виски.
Нет взрослых рядом. Я один остался.
Я не успею выстроить полки.
Пистоны кончились, а маузер сломался.
Они заходят в наш сырой подъезд.
Соседей гонят вниз, прикладом в шею.
Еще мгновение и офицерский крест
В дверной глазок я различить сумею.
Им нужен не сосед. Пришли за мной.
Я во дворе всегда играл за красных.
Всё, что вчера казалось лишь игрой,
Хрипит и скалит пасть зверообразно.
Я выхожу на маленький балкон,
Где теплый ветер простыни терзает.
Майор Исаев — что бы сделал он?
Безвыходных, ты помнишь, не бывает...
Но лающие снизу голоса
И сапоги, стучащие в прихожей,
Мне скажут, что бессильны небеса,
Что наших нет. Что Штирлиц не поможет.
И закусив дрожащую губу,
И осознав, что мне не извернуться
Я в пустоту решительно шагну —
Чтобы от крика тотчас же проснуться.
Часы на полке. Солнце вдоль стены.
Машины дребезжат в стекле оконном.
Нет ни войны, ни отзвуков войны.
Но ровно до тех пор, пока мы помним.